Мысли о недавнем инциденте не покидали Его Преосвященство ни на миг - мерзкий осадок разочарования и сильного раздражения терзали его душу и разум, не давая ни минуты покоя. Обычно спокойный, мудрый и рассудительный Ришелье был уязвлен, и теперь метался по собственным покоям разъяренным тигром, берясь поочередно за бумаги, письма и молитвенник, но каждый раз сбивался с начатого дела, вновь возвращаясь к неприятным воспоминаниям. Конечно же, кардинал не желал, чтобы хоть кто-либо видел его в подобном состоянии, посему передал Его Величеству краткую записку со своим посыльным, где выразил свое глубокое сожаление о сорвавшейся партии в шахматы, объясняя свое отсутствие неожиданным и серьезным недугом. И ничуть не слукавил и тем более не согрешил ложью - душевные терзания измотали Армана более любой мыслимой болезни.
Однако король искренне беспокоился о состоянии своего премьер-министра и сам почтил его незамедлительным визитом - неизбежный разговор свершился. Бледный, слабо улыбающийся кардинал объяснил Его Величеству причину своей немощи, после чего тот покинул его покои в крайне задумчивом настроении. Ришелье рискнул было угадать, какие эмоции вызвал в душе правителя, но единственным, что он точно мог сказать - Людовик не останется бесстрастным к случившемуся и обязательно, в силу своих желаний и возможностей постарается решить поведанную ему проблему. И, к счастью самого Армана, отнюдь не в сторону герцогини...
Получив на следующий день записку от монарха, кардинал почти незамедлительно привел себя в должный порядок, оплел четками правое из своих запястий и наконец покинул свои покои, направляясь к Его Величеству. За время тяжелых дум, ставших причиной его нездоровья, премьер-министр смог временно отстраниться от большей части своих дел и отдавать лишь редкие, необходимые для поддержания порядка приказы, так что его недуг не мог остаться незамеченным при дворе - уши и глаза Лувра тайно наблюдали за ним до самых покоев короля. Но это наблюдение удостоилось лишь легкой усмешки со стороны самого Ришелье - пожелай он остаться незамеченным, либо изменить ход некоторых вещей, придворные "пауки", плетущие сети искусных интриг, столкнулись бы с неведомой ранее силой.
- Ваше Величество... - мягко ступив на ковер внутри королевских покоев, Арман легко, но подчеркнуто почтительно склонил голову перед государем. - Вы звали меня, и я поспешил к Вам, почувствовав желанный прилив сил...

- Благодарю Вас... - улыбнувшись уголками губ на приглашение Его Величества, кардинал мягкой поступью прошел от дверей комнаты к указанному монархом креслу и медленно опустился в него, тут же поднимая глаза. Легким, но внимательным взглядом Ришелье окинул своего собеседника. Под глазами короля залегли тени усталости - вероятно, он провел эту ночь без сна. На какое-то мгновение премьер-министр ощутил легкий укол совести, ведь именно их разговор послужил причиной этому, но тут же пришел к успокоению - содеянного уже не изменить. К тому же, Людовик был полностью властен над своими поступками, и бессонная ночь означала лишь то, что он провел ее в мыслях и раздумьях об их общей проблеме в лице герцогини де Шеврез. Молчание, повисшее в покоях, ничуть не смутило Ришелье - он прямо и открыто какое-то время смотрел на монарха, легко касаясь тонкими пальцами четок на своем запястье, придерживая бусины, чтобы не сбить ненужным звуком мысли Его Величества. Хотя, признаться, Арман чувствовал и легкое нетерпение - проблема глубоко затронула его, и он не мог не желать скорейшего ее разрешения. Но все же спешка была совершенно ни к чему...
Внимательно выслушав государя, обдумывая и взвешивая каждое услышанное слово, кардинал слегка наклонился в кресле вперед, не скрывая собственную заинтересованность делом и легкое ликование во взгляде и жестах к окончанию речи.
- Я полностью поддерживаю Вашу идею и понимаю Вас, Ваше Величество... И также не желаю Вашего конфликта с супругой. Посему почту за честь поручить исполнение Вашего решения своим гвардейцам... Сопровождение военных людей убережет герцогиню от опасностей предстоящей дороги, и мы сможем быть уверены в благополучном ее возвращении в родные края, - по тону Ришелье было понятно, что он крайне доволен решением короля и рад, что сможет лично претворить его в жизнь. Верные гвардейцы не только выполнят роль "охраны" от дурных неожиданностей, но и тайного конвоя - на тот случай, если статс-дама решит как-то избежать уготовленной ей участи. Со знаменитой и опытной интриганкой стоило быть настороже...

- Конечно, Ваше Величество, Ваше решение будет воспринято всеми должным образом, - почтительно склонив голову перед государем, Ришелье принял из его пальцев конверт с королевской печатью. - Заверяю Вас, все будет исполнено наилучшим образом... Я сейчас же нанесу визит герцогине и поведаю ей Вашу волю. С Вашего разрешения, я Вас покину... - отвесив легкий поклон, кардинал поднял глаза на монарха и, удостоверившись в положительном ответе, мягким и медленным шагом покинул королевские покои. Теперь путь его лежал к комнатам герцогини де Шеврез, главной виновнице всего происходящего в последние дни. Проходя по коридорам дворца, Арман не мог скрыть тихую и полную победы и ликования улыбку. Сему визиту к статс-даме королевы суждено было стать последним, ведь теперь стены Лувра еще долго не увидят ее... Письмо короля приятно жгло пальцы Ришелье чувством нарастающего нетерпения, даже какой-то взволнованности, которая была бы больше к лицу юным гвардейцам, нежели премьер-министру и духовному лицу. Но до того приятным было это чувство, что кардинал позволил себе на несколько мгновений полностью отдаться ему, однако, тут же вернув доброжелательность чертам своего лица. Ведь для полной победы ему предстоял еще один визит...
Неожиданно Арман на мгновение замедлил шаг - а что, если любимица королевы сейчас находится у нее? Что же делать в таком случае? Ведь теперь от покоев герцогини Его Преосвященство отделял всего один коридор... Однако возникшую мысль тут же разрешил слуга, который, издалека заметив направляющегося прямо на него кардинала, поспешил исчезнуть за дверью, оповещая свою госпожу о визитере...

В то время, когда происходил разговор кардинала и короля,предмет их беседы -  герцогиня де Шеврез находилась у себя в покоях, размышляя над тем, какое наказание последует за ее дерзкой выходкой. А оно непременно последует, причем не заставляя себя долго ждать...
Мари понимала, что за ту сарабанду придется заплатить цену, однако насколько высокую? Поставив Ришелье в неловкое положение перед самой королевой, она рисковала и изначально знала - Его Высокопреосвященство такого не простит. Потому все это время госпожа герцогиня пребывала в напряженном состоянии, еще не зная, что ее ожидает.
Это шанс для кардинала отомстить, а для короля избавится от меня, при чем этот шанс я сама им в руки и дала. Возможно это было и ошибкой, однако мгновения, когда видишь своего недруга в нелицеприятном свете, стоили того...
От размышлений герцогиню оторвал слуга, сообщивший о визитёре. Мари резко поднялась с кресла, не скрывая своего удивления. Кардинал? Лично, в ее покои? Что бы это могло значить? Однако спустя мгновение от ошеломления не осталось и следа, герцогиня вышла к кардиналу с выражением спокойствия на прекрасном лице и легкого удивления лишь от того, что он здесь, в ее апартаментах,ведь прежде такого не бывало, и поприветствовала высокого гостя как подобало по этикету.
- Ваше Высокопреосвященство. Что привело Вас сюда? - учтивым тоном осведомилась молодая женщина.

- Указ Его Величества? - удивленно переспросила Мария, после чего взяла из рук кардинала письмо. Стало как-то тревожно, в этом письме могло быть что угодно, но уж точно ничего хорошего. Зная отношение монарха к своей особе она ждала от него милостей.
Тонкие пальчики герцогини немедля вскрыли конверт, Мари развернула лист и прочла строки, написанные королевской рукой и уведомляющие  о том, что статс-даме королевы надлежит отбыть в свое имение в городе Тур и не покидать его пределы до получения особого разрешения.
Значит, все-таки ссылка.
Мари читала послание отойдя к окну и отвернувшись от хранившего молчание Ришелье, а потому он не мог видеть, как сверкнули ее глаза. Когда же госпожа де Шеврез взглянула на него, ее лицо сохраняло выражение непроницаемости и невозмутимости. Но это была лишь внешняя маска, внутри же бушевал ураган.
- Когда я должна покинуть Лувр, Ваше Высокопреосвященство? - уточняла герцогиня. Она прекрасно понимала, что препятствий чинить не стоит да бесполезно будет, ведь вот он - указ, подписанный рукой короля. И вручает его сам кардинал. А значит, выхода нет и придется подчинится.
- Ее Величество уже знает об этом? - Мария чуть тряхнула письмом, что все еще держала в руке.

Гвардейцы?! Этого только не хватало! - Как сложно было сохранить на лице бесстрастную маску, когда хотелось что-нибудь разбить! Слова Ришелье о тех, кто будет сопровождать ее до поместья, вывели Мари из себя. Однако она не желала делать такой подарок кардиналу и показывать свои истинные эмоции, а потому не позволила мелькнуть ни единой молнии в прекрасных карих глазах.
- Завтра так завтра.  - Спокойно молвила герцогиня, не став спорить с решением. - Я выполню волю Его Величества и буду готова к отъезду завтра в назначенное время.
То, что кардинал назвал королеву по имени не ускользнуло от внимания герцогини, но она сделала вид, что не заметила сей вольности. Вместо этого кивнула, соглашаясь с предложением отправить королеве записку.
Значит, мне уже не позволено встретится с нею лично? Что ж, и это придется проглотить, чтобы не сделать хуже.  Хотя что еще может быть хуже кардинальских гвардейцев в качестве сопровождающих? - промелькнуло в прелестной головке.
- Это все, что Вы хотели сообщить мне, Ваше Высокопреосвященство? Могу я заняться подготовкой к поездке? - тон Марии был учтив, однако ей не терпелось выставить Ришелье за дверь и не видеть этого торжества в его облике, которое он и не скрывал.

Поглядывая на большие настенные часы в коридоре, Филипп исправно отсчитывал время до окончания своей смены. С самого утра молодой человек был в приподнятом настроении: только вчера он получил письмо от родных из Шампани, настолько теплое и трогательное, что не проникнуться этими строками было невозможно. Как же давно он не был дома! Целую вечность, кажется, не видел отца, беспокойную матушку, милых Адель и Элеонору... Сестры-то уже совсем выросли - вот уже и старшая, Адель, спешит сообщить брату в письме о своей помолвке с достойным господином и пригласить на свадьбу. Как быстро летит время! Казалось бы, сердца военных за годы службы ожесточаются, и такие вещи, как семейные узы, воспринимаются ими не настолько близко. Но для де Морана семья по-прежнему оставалась святым, и часто он ловил себя на мысли оказаться в кругу родных хотя бы на недельку-другую. Теперь же, когда в его руках оказалось это письмо, желание повидать своих близких достигло своего предела, и гвардеец принял решение завтра же отправиться к кардиналу, чтобы испросить у него недолгий отпуск по семейным обстоятельствам. Шутка ли - пропустить такое важное событие в жизни родной сестры!
И вот, по-прежнему находясь на своем посту, Филипп долго размышлял и взвешивал все возможные исходы своего визита к Ришелье.
А что, если откажет? Его Высокопреосвященство, разумеется, тоже живой человек, и способен войти в положение другого, но вдруг сочтет такую причину недостаточно серьезной...
И тут рядом с де Мораном совершенно внезапно возник кардинальский камердинер, словно из-под земли вырос. Гвардеец  аж головой тряхнул от неожиданности, когда услышал голос, обратившийся к нему:
- Господин де Моран, Его Высокопреосвященство желает видеть вас у себя.
От удивления шевалье даже не знал, что и подумать, но приказа немедленно послушался и отправился в кабинет кардинала. После такого сомнения относительно его дальнейших планов усилились втрое.
Ну и дела... Вот что называется, мысль материальна. Зачем же я мог так срочно понадобиться? Чувствую, не к добру это...
Шевалье старался держаться как можно спокойнее, и это удавалось ему не так-то просто - пожалуй, надо быть самим дьяволом, чтобы не выдать своих внутренних переживаний даже глазами. Филипп и так чувствовал, что волнение было буквально написано у него на лице, поэтому понимал, что все его усилия над собой, как ни крути, большого успеха не имеют. Но на то он и мужчина, чтобы иметь неплохую выдержку и достаточно владеть собой...
- Вы вызывали меня, монсеньор? - вежливо спросил де Моран, проходя в кабинет, и поприветствовал поклоном сидящего в кресле кардинала.

Поблагодарив за приглашение, де Моран устроился в кресле напротив кардинала, ожидая услышать то, из-за чего он был вызван сюда. Беглым взглядом гвардеец отметил, что Ришелье встретил его теплой улыбкой, но сам при этом выглядел усталым и как будто втайне чем-то огорченным. По сути, это уже говорило о том, что тема разговора будет не из приятных. Правда, уже было несколько легче оттого, что дело было не в нем, де Моране, но все же... Шевалье понимал, что в таком случае монсеньор собирался обратиться к нему с неким поручением. Вот только что ему было уготовано?.. Рассеянно думая, мужчина перевел взгляд на кошку в руках у кардинала, которая с интересом изучала его, навострив ушки. Госпожа Серполетта, как называл ее про себя де Моран за красоту и утонченность в своих кошачьих манерах, была очень чуткой к человеческому настроению, как и все кошки, поэтому сразу почувствовала, что гость чем-то напряжен. Но как ни странно, именно ее вид немного успокоил и отвлек Филиппа. Кошек он и сам очень любил, поэтому был только рад их присутствию, когда кардиналу случалось вызывать его к себе.
С каминной полки тем временем спрыгнула еще одна важная персона - большой черный кот с белой грудкой, известный де Морану как Людовик Жестокий. Это звучное имя он честно оправдывал, но только в своей прямой обязанности - охоте на крыс; в остальном же "образец хладнокровия" был крайне дружелюбен, и сейчас тихим шагом направился к гвардейцу, чтобы потереться о его ноги в знак приветствия. Филипп протянул руку и с удовольствием погладил шелковистую кошачью макушку, при этом сохраняя все внимание к тому, что собирался сказать Ришелье.
- Я хотел бы поручить Вам, шевалье де Моран, сопровождение герцогини де Шеврез в ее имение в Туре... Отъезд состоится завтра, в 12 часов пополудни у главного входа в Лувр. С собой Вы можете взять столько своих товарищей по службе, сколько понадобится для этой миссии...
Гвардеец медленно выпрямился в плечах и с удивлением посмотрел на монсеньора. Признаться, он сейчас ожидал услышать все, что угодно, но только не эти слова. Сколько раз ему приходилось исправно выполнять обычные поручения по службе, вполне приемлемые для его положения, но это было чем-то из ряда вон выходящим. Сопровождать даму?.. Госпожу де Шеврез шевалье лично не знал, но в свете последних событий был наслышан о том, что герцогиня, даже будучи близкой подругой Ее Величества, позволяла себе слишком много.
Имение в Туре... Да это же черт знает где отсюда! Совсем в противоположную сторону от Шампани... Ну что ж, шевалье, вас можно поздравить - поездка домой почти состоялась.
Филипп почувствовал острое желание горько усмехнуться, но усилием воли сдержал этот порыв. Впрочем, по его лицу и так было ясно, что эта новость его нисколько не обрадовала.
- Что ж, монсеньор, я непременно выполню ваш приказ, как вы того требуете, - коротко и ясно ответил гвардеец, кивнув головой. На языке вертелся еще один вопрос, но задавать его он уже не осмелился. Со слов кардинала, в сопровождение к герцогине могло понадобиться немалое количество гвардейцев помимо него. Но зачем? Мадам де Шеврез была настолько опасна? Смешно даже подумать... На одну даму - целый конвой. Даже при попытке к бегству ее можно было бы легко поймать, а уж о том, чтобы заморочить голову де Морану, не могло быть и речи - он не был настолько падок на женские уловки, чтобы совсем потерять бдительность. Пожалуй, хватит с нее и двоих провожатых - его и де Жюссака.
- Тогда, с вашего позволения, я возьму с собой капитана де Жюссака - думаю, двоих нас будет достаточно, - добавил шевалье после недолгого молчания, взглядом спрашивая Его Высокопреосвященство, будут ли еще дополнительные распоряжения.

Отредактировано Филипп де Моран (2015-03-16 03:30:42)

Де Моран чувствовал, как стремительно рушились все его планы. В голове вертелось лишь одно слово, короткое, но звучащее, как приговор - Тур... Вместо того, чтобы через несколько дней оказаться в кругу семьи и разделить вместе со всеми радостное событие, он вынужден отправиться к черту на кулички в качестве надзирателя опальной статс-дамы. На то, чтобы добраться до Тура, уйдет не один день, а там еще обратный путь... Словом, даже если бы Филипп рискнул сразу по возвращению обратиться к монсеньору Ришелье с просьбой об отпуске, и тот дал бы на это согласие, к свадьбе Адель он уже вряд ли смог бы успеть. Теперь вместо лучезарной улыбки дорогой сестры ему придется изо дня в день созерцать лицо герцогини де Шеврез, которую он даже толком не знал, а того, что знал, хватило с головой, чтобы укрепить в его душе явную неприязнь. Если этой женщине удалось настолько крепко оскорбить такого сильного и влиятельного человека, как кардинал, то вряд ли ее можно было бы характеризовать с положительной стороны. Наслышанный от де Жюссака о женской подлости и коварстве, Филипп испытывал резкую неприязнь к таким дамам. Вдобавок ко всему, он относился к монсеньору с искренним уважением, и понимал, что на пустом месте тот не стал бы наживать себе врагов - на то должны быть серьезные причины, чтобы вызвать его гнев и открытую неприязнь. Что уж тогда говорить о короле, если он распорядился отправить мадам де Шеврез в ссылку, и как можно скорее...
Людовик Жестокий, обернув хвостом чистые белоснежные лапки и важно выпятив колесом такую же белоснежную грудку, сидел на ковре в ногах у де Морана и с интересом наблюдал за ним. Мужчина переглянулся с котом, как со старым другом, который с одного взгляда мог понять его мысли.
Плохи дела мои, мсье Людовик... Я даже, признаться, немного завидую вашей кошачьей свободе: куда заблагорассудилось, туда и идете... А мы, люди, далеко не всегда имеем право поступать, как сами считали бы нужным.
- Вы чем-то встревожены? - голос Ришелье, по-отечески мягкий и заботливый, вывел Филиппа из размышлений. Молодой человек сразу же поднял рассеянный взгляд на кардинала, стараясь сосредоточиться.
- Да нет, монсеньор... Все в порядке, честное слово. Просто, признаюсь, ваше поручение стало для меня большой неожиданностью... - деликатность не позволила молодому человеку признаться в своих недавних намерениях, и он решил, что будет лучше отложить этот вопрос до лучших времен. Вот только до каких? Просить отпуск сразу по возвращению из поездки в Тур будет совсем уж наглостью...
- Ваше Преосвященство, позвольте узнать, сколько дней займет дорога до Тура? - поразмыслив немного, де Моран наконец решился задать мучивший его вопрос. Неплохо было бы, по крайней мере, оценить весь масштаб предстоящей ссылки... От таких мыслей Филиппу уже начинало казаться, что в ссылку отправляют его самого.

Шевалье видел, как в лице кардинала буквально на глазах происходили перемены: глубокая задумчивость неожиданно сменилась теплой улыбкой - верным признаком того, что монсеньор настроен умиротворенно и по-отечески дружелюбно. Конечно, это лишь подтверждало то, что к его просьбе он отнесся бы с пониманием... Но сейчас это уже, наверное, не имело никакого значения. Несмотря на теплую и доверительную обстановку, Филипп чувствовал, что в душе оставался горький и гнетущий осадок: если бы не герцогиня де Шеврез, которой было угодно переполнить чашу терпения самого короля и его премьер-министра, разговор сейчас мог бы пойти совсем иначе, и ближайшее будущее было бы для него куда светлее.
Людовик, по-видимому, устал наблюдать за гостем с ковра, и снова подошел ближе, принимаясь требовательно тереться о его ноги. Филипп перевел взгляд на кота, и тот, восприняв это как знак согласия, немедленно забрался к нему на колени.
- Около трех дней, шевалье... Чуть меньше или чуть больше - в зависимости от местности, дорожных неприятностей и хода лошадей. Все в Ваших руках, думаю, герцогиня прислушается к совету ехать быстрее или медленнее.
Медленнее... Куда уж медленнее, монсеньор... Боюсь, эти чертовы три дня и так покажутся мне не меньше, чем тремя неделями. Что ж, дай Бог, чтобы в дороге ничего не случилось. Кажется, эта женщина так и притягивает к себе неприятности, или точнее, сама создает их вокруг себя. И если за время пути она вдобавок останется чем-то недовольна, то и я поневоле примкну к числу пострадавших вместе с королем и монсеньором.
Де Моран снова поднял голову и поймал на себе пристальный взгляд Ришелье. Этого следовало ожидать с самого начала: кардинал был на редкость проницательным человеком, способным уловить малейшую перемену в собеседнике. Шевалье, к тому же, был слишком явно огорчен сложившейся ситуацией, а в таком состоянии вряд ли хоть одному человеку удалось бы полностью скрыть свои чувства. Другого выхода не оставалось: придется все рассказать... Уйти от ответа и оставить монсеньора наедине со своими догадками Филипп никак не мог, поскольку был достаточно хорошо воспитан для этого. Правда, все тот же хороший тон и удерживал его от признания, с каким бы участием ни относился к нему Ришелье. Но все же довериться было необходимо.
- Я не хотел говорить вам об этом, монсеньор... - начал молодой человек, собравшись с духом и переборов неловкость, - но сегодня я сам хотел обратиться к вам с просьбой. Я получил письмо от родных с известием о том, что моя сестра выходит замуж. Я собирался после смены зайти к вам и обратиться с просьбой об отпуске, всего на десять дней. Но коль скоро случилось так, что мне доверено выполнить распоряжение Его Величества, я не смею ослушаться этого приказа и непременно выполню его. Будьте уверены, монсеньор, вы можете полностью полагаться на меня.
И все-таки де Моран предпочел умолчать о том, что до свадебной церемонии оставалась всего неделя, из которой как минимум три дня уйдет на поездку до Тура, и еще три дня - на обратный путь. При всем своем желании он никак не успевал добраться до Шампани в срок, даже если бы пришлось гнать лошадей во весь опор. Тем более, это было опасно, поскольку в карете будет находиться женщина... Оставалось лишь смириться и с достоинством выполнить свой долг.

Отредактировано Филипп де Моран (2015-03-21 17:48:39)

В том, что Ришелье отнесётся с пониманием к его обстоятельствам, Филипп даже не сомневался, но чувство неловкости не покидало его. Если бы не проницательность монсеньора, он бы так и не признался в своих недавних планах. В конце концов, дела государственные стоят несоизмеримо выше личных дел отдельно взятого человека. Даже в том случае, если первое являет собой на первый взгляд попросту вздорную даму, которой вздумалось шутить шутки с высшими мира сего. Вот тут уж де Моран не мог ни понять, ни оправдать мотивов поступка герцогини. Ведь знала же, на что шла - неужели эта выходка действительно стоила того, чтобы навлечь на себя одновременно гнев короля и кардинала? О, женщины...
- Вы верный и благородный человек, шевалье... Я крайне ценю эти качества в своих гвардейцах, - голос Ришелье прозвучал тихо и мягко, что не давало повода сомневаться в их искренности - за годы службы у монсеньора Филипп научился улавливать в его голосе многие эмоции. - Как часть вознаграждения за успешно выполненное поручение я даю Вам этот самый отпуск, о котором Вы хотели просить ранее. Даже в том случае, если Вы не успеете к церемонии - думаю, Вы не откажетесь провести время с семьей.
Де Моран невольно приподнял брови. Великодушие монсеньора все же заставило его удивиться - вопреки всему, он почти не рассчитывал на то, что тот предоставит ему эту возможность сразу же по возвращении из Тура.
В таком случае, если я сразу же отправлюсь из Тура домой, минуя Париж... Чем черт не шутит, а вдруг получится приехать вовремя? Как только я дождусь письма герцогини, я могу передать его через де Жюссака и немедленно выехать из Тура в Шампань... Если ехать верхом и одному, даже столь немалое расстояние можно покрыть намного быстрее. Вот только де Жюссак... Согласится ли он доставить письмо королю, при своем-то сложившемся отношении... Что ж, попробую выяснить это у него.
По мановению руки хозяина Людовик тут же спрыгнул с колен гвардейца. Де Моран поднялся на ноги и четким кивком головы выразил свою благодарность кардиналу.
- Благодарю вас, монсеньор, за оказанное доверие и великодушие... Обязуюсь выполнить ваше поручение и вернуться в срок по окончании отпуска.

Попрощавшись с кардиналом, Филипп вернулся на свой пост и до конца смены не мог думать ни о чем другом, кроме предстоящих планов. И если вторая половина этих планов не могла не радовать его, то с первой все было куда сложнее... Как честный человек, шевалье никогда не уклонялся от своих прямых обязанностей и добросовестно относился к данным ему поручениям. Но когда приходилось отвечать за чужие грехи... Будь то нарушение кого-либо из гвардейцев или дерзкая выходка неизвестной ему дамы, в любом случае де Моран был вне себя от того, что ему приходилось так или иначе за это отвечать. На такие случаи у него под конец всегда находился способ убедить себя в необходимости подобного. "Это нужно не мне, это нужно Франции" - так говорил порой монсеньор, и Филипп со временем стал говорить то же самому себе. Ситуация от этого не становилась легче, но зато удавалось принять ее как должное. Но впрочем, рано или поздно всегда возникала острая необходимость выговориться, разделить все, что переполнило чашу терпения, с близким человеком. Таким человеком у Филиппа был, несомненно, де Жюссак. А сегодня вечером и вовсе сам Бог велел отвести с ним душу за кружкой бургундского - все равно придется ввести его в курс дела...

- Вот так я и дождался аудиенции у монсеньора, - заключил де Моран под конец своего рассказа, промочив горло несколькими глотками вина, - даже раньше, чем ожидал...  Говорят, хочешь рассмешить Бога - расскажи ему о своих намерениях. Я даже вам не успел об этом сказать, друг мой, когда явно ощутил на себе эту насмешку. Что ж, завтра в 12 часов пополудни волей Его Величества мы с вами отправляемся в Тур... Очень надеюсь, что герцогиня к этому времени уже будет готова. Черт возьми, я не знаю о ней почти ничего, но судя по тому, что мне известно, от этой женщины можно ожидать всего, что угодно.
В душе де Моран действительно опасался, что герцогиня де Шеврез может рискнуть устроить побег, и к полудню они с де Жюссаком имели бы честь лицезреть ее пустые покои. И тогда уже королевский гнев непременно обрушился бы на их головы...
- Друг мой, - помолчав немного, шевалье снова обратился к де Жюссаку, - кажется, вам известно о герцогине побольше моего? Что вы можете сказать о ней?

Отредактировано Филипп де Моран (2015-03-24 20:32:43)

В глубокой задумчивости проводя пальцем по подбородку, Филипп рассеянно смотрел на своего кузена. Тот некоторое время молчал, что-то обдумывая, и де Моран в ожидании ответа успел снова погрузиться в неутешительные мысли. Стоявшая поблизости кружка с вином незаметно перекочевала в его руку, и вскоре в ней осталось всего лишь несколько капель на дне. Мужчина усиленно пытался отвлечься, но получалось это у него довольно скверно. Дурацкая ситуация, которую даже смешной можно назвать с большой натяжкой - не явиться на свадьбу родной сестры из-за дамы, так ещё и не по своей воле! Если это шутка судьбы, то она действительно злая. Де Моран даже подумал о том, что лучше было бы на его месте оказаться кому-нибудь из его знакомых, страстно любящих без разбору приударять за женщинами вне зависимости от их характера, наружности и положения в обществе - они бы уж точно сочли за честь сопровождать госпожу де Шеврез в её вынужденном путешествии. Без сомнения, доверие Ришелье значило для гвардейца очень много, и подводить его он ни в коем случае не собирался. Но чёрт возьми, почему всё это должно было произойти именно сейчас?
Филипп почувствовал, что при своем нынешнем состоянии несколько перебрал: когда он и так был чем-то обеспокоен, вино лишь горячило его и пробуждало излишнюю вспыльчивость. Раздражаться же сейчас ему никак не хотелось: как-никак, он пришёл к кузену затем, чтобы успокоиться, а не накрутить себя до предела. А де Жюссак, словно почувствовав эту внутреннюю борьбу, как раз заговорил, помогая де Морану отвлечься.
- Что касается мадам де Шеврез, то смею уверить, что не зная её Вам удалось дать самую точную характеристику из всех возможных. От этой женщины и правда можно ожидать всего, что угодно, однако я сомневаюсь, что она позволит себе какую-нибудь выходку во время поездки, разве что выпрыгнет из кареты или решит сочинить ещё одну сарабанду, за которую проведёт в своём имении остаток жизни.
Тут уж Филипп с трудом сдержался, чтобы не расхохотаться, представив себе во всех красках картину, обрисованную де Жюссаком. Тот, кажется, не меньше него хватил лишнего, если выдумал такое представление - ей-Богу, нарочно не придумаешь!
- Нет уж, дорогой друг, если госпоже де Шеврез и будет угодно сочинить еще одну сарабанду, то мы с вами уж явно не станем ее исполнять, - все-таки не удержавшись от смеха, заметил мужчина, расслабленно опираясь на спинку кресла. - Из кареты она тоже далеко не выпрыгнет - уж мы-то догоним мадам втрое быстрее, чем она пустится в бега при своем пышном туалете. Так что в пути она вряд ли рискнет сбежать, если только не сделает этого до нашего приезда... Вероломства ей не занимать, это мне и так уже ясно. Но если подумать, что мы теряем в таком случае? Винить можно только тех, кто сейчас приставлен следить за ней, а с нас спрос невелик до полудня. Так что если госпожа герцогиня изволит дать стрекача, то этим только окажет мне неоценимую услугу...
Де Моран умолк и перевел дыхание. А ведь и вправду, хорошо было бы... Но это означало бы новые проблемы для Его Преосвященства, которые ему совершенно ни к чему. Лучше уж пусть будет, как есть... Любую превратность судьбы следует принимать с достоинством.
- Благодарю Вас, дорогой друг, по вашим словам я понял, что мы с вами знаем о ней примерно одинаково. За то, что может произойти до полудня, не может поручиться никто, кроме провидения, а уж после я за себя точно ручаюсь. Для того, чтобы ей удалось переманить меня на свою сторону, я должен быть либо круглым идиотом, либо чертовски влюбленным... - Филипп небрежно качнул головой, посмеиваясь и поднимая вновь наполненную вином кружку. - А значит, шансы сочинить новую интригу против кардинала у госпожи герцогини практически равны нулю. И пусть Его Преосвященство по достоинству гордится нами... Ну, за успех нашего дела!

К полудню карета, снаряженная для госпожи де Шеврез для путешествия в места столь отдаленные, а проще говоря, для ссылки оной в Тур, прибыла к ее особняку на улице Сен-Тома дю Лувр. Высадившись из кареты, капитан гвардейцев кардинала и его  спутник направились к дому. Вид у обоих был далеко не самый радостный.
- Кажется, герцогиня на месте, иначе вокруг особняка уже стали бы трубили тревогу, - предположил де Моран, прежде чем постучать в дверь. - А там кто знает, может, нам предстоит первыми узнать эту потрясающую новость...
Не дождавшись ответа, гвардеец три раза постучал в дверь.
- Именем Его Высокопреосвященства, откройте!

– Исполнять сарабанду? Нам? – Не сдержавшись от смеха, переспросил де Жюссак, обращаясь к находившемуся в таком же состоянии родственнику. – Право, Филипп, даже я не смог бы вообразить подобное. Для исполнения сарабанды госпоже де Шеврез понадобится любезнейший граф де Рошфор, однако я очень сильно сомневаюсь в том, что он согласится на подобное мгновение музыки. Что же касается кареты, то и здесь я с тобой соглашусь. – Задумчиво произнес в ответ на слова гвардейца, после чего выслушал его мысли на счёт возможного побега сейчас. – Не уверен, что мадам вообще окажется способна на столь отчаянный шаг. Услугу-то она окажет, безусловно, но мы не знаем о том, какие это повлечёт последствия, так что спрос может быть и с нас с тобой, что прибыли недостаточно рано для столь важного дела.
Поэтому, как бы мне не хотелось завтра спокойно выйти на службу, придётся выполнить поручение и тем самым свести к минимуму все проблемы как для нас, так и для Его Высокопреосвященства. – Мысленно дополнил свой ответ Франсуа, поднимая кружку, дабы выпить за успешное выполнение нашего поручения, после чего мы с де Мораном ещё немного поговорили и расстались, поскольку нужно было хорошенько отдохнуть перед предстоящей поездкой…

– Умеешь приободрить, друг мой, – усмехнулся, ожидая, пока герцогиня де Шеврез соизволит открыть дверь. Поприветствовав женщину, доставившую столько проблем кардиналу Ришелье,  де Жюссак вновь словно увидел перед собой призрак из далёкого прошлого. Может, дьявол действительно существует? В таком случае почему человек, верой и правдой служащий Его Высокопреосвященству, должен сталкиваться с подобным? Очередная не самая забавная шутка от судьбы? Или возможность доказать себе самому, что с Катрин покончено навсегда?
Право, нужно было много лет назад всё же прикончить её – нет человека, нет проблемы. – Подумал, ожидая, когда герцогиня соизволит выйти во двор и проследовать к карете. В чём-то ей следовало отдать должное, поскольку она не стала устраивать сцен и скандалов, но также в этом было и мало утешительного: что является причиной подобной выдержке? Простая женская гордость или очередная подлость, созревшая в этой голове и ожидающая своего воплощения по дороге в Тур?
- Как Вам будет угодно, сударыня, – кивнул головой в ответ на слова герцогини, после чего шепнул родственнику. – Она словно издевается, напоминая, что дорога предстоит неблизкая. Впервые в жизни я жалею о том, что мне нужно просто сопроводить, а не упокоить.