С самого утра Людовик XIII находился во взвинченном состоянии. Амьенская история все еще не выходила у него из головы, хотелось запереть Анну в каком-нибудь замке в глухой провинции (хотя умом Луи понимал, что она не очень-то виновата, но все равно - дала повод!) и объявить Англии войну. А еще - вызвать на дуэль этого заморского выскочку, герцога Бэкингема. Разумеется, последнее было вовсе невозможным, первое - пока преждевременным и едва ли имеющим смысл, а вот над вторым следовало хорошенько подумать. Война, получившая впоследствии название Тридцатилетней, уже изрядно потрепала Французское государство и его воинов, как и казну, но явная поддержка Англией французских гугенотов настолько вероятно могла привести к новым, более серьезным вспышкам мятежей внутри страны, что это следовало упредить. А лучшего на то способа, чем отвлечь Англию войной с ней же, Людовик не видел. Впрочем, монарх уже понемногу успокаивался, а потому понимал, что подобные решения враз не принимаются. Требовалось советоваться с маршалами, прочими значимыми чинами, Королевским советом, в конце концов. Но для начала нужно было поговорить с самым верным и разумным советником, становящимся в последнее время все более незаменимым, - с кардиналом Ришелье.
За те три года, что Его Преосвященство входил в состав Королевского совета, он успел завоевать доверие и расположение многих людей, но Луи долго относился к нему настороженно, слишком хорошо помня поступки епископа Люсонского, поддержку им королевы-матери. Однако нынешний кардинал настолько методично и неотступно добивался доверия и короля, что и эта крепость понемногу сдавала свои позиции. Немало тому помогла заведенная ими традиция играть по утрам в шахматы - и обсуждать при этом государственные заботы, как внутренние, так и внешние.
Сегодня Людовик тоже ждал кардинала. На утреннюю мессу он не пошел, не желая видеть супругу, молился в одиночестве, намереваясь после дневных дел вызвать духовника и покаяться в желании самолично заколоть английского герцога. Завтракал король также на своей половине, наскоро, едва притронувшись к части блюд, и вскоре уже расхаживал по своему кабинету, ожидая Ришелье.

- Его Высокопреосвященство кардинал де Ришелье! - звонко доложил камердинер, и Людовик развернулся на каблуках лицом к двери, не трудясь убирать со своего лица хмурое выражение. Кардинал прибыл точно вовремя, упрекнуть его было не за что, но на общее настроение монарха это не влияло.
- Доброе утро, сир. Надеюсь, Вашему Величеству, хорошо спалось? - казалось бы, простой вопрос, продиктованный скорее требованием этикета, чем искренним интересом, заставил Людовика вздохнуть. Он не спал нормально уже несколько ночей, терзаемый мыслями о супруге, об Англии, о Бэкингеме, о гугенотах и о том, как ему это все осточертело.
- А, Ришелье, вот и вы. Я рад, что хоть кто-то может называть утро добрым, - в голосе Луи раздражения почти не звучало: злиться на кардинала было не за что, по крайней мере, пока, напротив, в душе короля теплилась слабая надежда, что они сейчас все как-то уладят. - Не могу сказать, что мне удалось сносно поспать, слишком многое нужно обдумать, не вам мне это рассказывать. Как ваше самочувствие, кардинал?
Ответный вопрос Людовика был также данью этикета, хотя кроме них в кабинете сейчас и находился только королевский камердинер, но помимо того Луи вправду желал узнать, как чувствует себя человек, с которым они сейчас будут буквально вершить судьбу государства.
Махнув рукой к столику, на котором уже были расставлены изящные шахматные фигуры, Людовик первым опустился на стул.

- Благодарю, Ваше Величество, сегодня со мной все в порядке.
Это "сегодня" было крайне показательным, но для короля давно уже не были тайной многочисленные болезни его министра. Временами могло создаться впечатление, что два первых ума Франции соревнуются меж собой в количестве диагнозов и недомоганий... Людовик кивнул, благожелательно, насколько умел.
- Первый ход Ваш, сир. Кстати, и к каким выводам Вы пришли? Или еще не пришли?
Монарх иногда играл черными фигурами, но чаще - белыми, так и сегодня доска была сразу повернута белыми фигурами к его креслу. Тронув первую попавшуюся пешку, Луи переместил ее на две клетки и сразу отвел взгляд от доски, переместив его на кардинала.
- К выводам, Ришелье, я пришел, но еще не определился, какими действиями они будут подкреплены. Мне очень хотелось бы предпринять что-либо в адрес Анны, но вы наверняка станете меня от этого отговаривать. Впрочем, я и сам понимаю, что война с Испанией, к которой могут привести наши нелады с королевой, нам сейчас никак не нужна. В таком случае остается только обратить взор в сторону Англии. Есть ли у вас свежие сведения о том, какая поддержка оказывается англичанами нашим гугенотам? Я слышал, в Тулузе снова усиливаются волнения.

- Вы, правы, правильно поняли, государь, война с Испанией нам ни к чему, тем более, что с Англией все равно будет. Помощь нашим гугенотом оказывает даже не столько сама Англия, сколько Бэкингем, лично. Его война интересует больше всех, как по политическим мотивам, так и по личным.
Людовик поморщился, вертя в руках очередную пешку. Его иногда раздражала манера кардинала говорить тоном терпеливого учителя: сразу и не поймёшь, считают тебя способным учеником или посредственностью. Не говоря уже о том, что сам Луи вообще, за очень редкими исключениями в отдельных моментах, не считал себя учеником Ришелье. Человека, несомненно, незаурядного и одаренного, но и он сам, Людовик, не лыком шит.
- Нынче Бэкингем - это и есть Англия, Ришелье. При покойном ныне короле Якове этот выскочка только набирал свою силу, теперь же он управляет нашим добрым кузеном Карлом, как хочет.
Пешка наконец опустилась на свободную клетку.
- Я, как всегда, подготовил вам подробный отчет с подробным описанием обстановки и моих предположений, потом вы, Ваше Величество, его прочитаете, а пока могу сказать, что назревает необходимость постараться опередить Англичан. Что до Ее Величества, то она и без того напугана и вряд ли нуждается в особом устрашении.
Король снова поморщился, как если бы у него ныл зуб. Разумеется, он знал, что Анна напугана, однако это его сейчас мало волновало. Устрашать ее он точно не собирался, здесь все вполне конкретно: еще хотя бы вполовину подобный тому, что было в Амьене, проступок - развод и монастырь. Тогда, конечно, воевать придется и с Испанией тоже, но что поделать. Впрочем, Луи все же не был недальновидным дураком, каким его, возможно, считали, а потому прекрасно понимал, что Анне можно вменить в вину лишь ее красоту и, что греха таить, недостаток внимания ее собственного супруга. Все же остальное - вина целиком и полностью Бэкингема.
- Прочту, непременно прочту. Да, необходимость назревает, это вы верно подметили... Но до чего же неприятно начинать войну со страной, до которой едва успела доехать наша сестра!
Людовик говорил искренне. Брак короля Карла с французской принцессой Генриеттой-Марией должен был стать залогом к мирным отношениям двух держав - а меж тем сестра короля едва успела короноваться, как ее брат вынужден начать войну с теперь уже ее страной. Помимо этого, не оставалось сомнений в том, что Мария Медичи будет яростно против начала военных действий...

Людовик несколько минут молчал, хмуро глядя на доску. Со стороны могло бы показаться, что он столь сосредоточенно раздумывает над следующими ходом, однако тронул Луи первую попавшуюся фигуру, неосмотрительно подставив своего коня под удар кардинальского слона. И совершенно этого не заметил, переводя взгляд на Ришелье.
- В ваших словах безусловно есть резон, Ришелье. Но у нас нет на это ни времени, ни, как вам не хуже моего известно, средств. Ситуация замкнута, как змея, пожирающая свой собственный хвост: наши средства и ресурсы позволяют нам строить порты и судна, но у нас нет на это времени; мы могли бы успеть усовершенствовать свой флот за счет покупок у Голландии - но у нас нет на это средств. Боюсь, Ришелье, с моря нам эту войну не выиграть. Мы безнадежно опоздали в том, чтобы соперничать с такой надежной морской державой, какой является Англия
Людовик сделал паузу, подавляя тяжелый вздох. Королевский лекарь как-то говорил ему, что вздыхать вредно для сердца, но как тут не будешь вздыхать...
- Бэкингем, безусловно, самовлюбленный индюк, но к нашему сожалению, он кое-что смыслит во внешней политике. И сумел окружить себя людьми, смыслящими еще больше. И он, вне всякого сомнения, делает основную ставку как раз на морскую сторону войны. Я вам скажу больше: он уверен, что высадится на берег Франции уже победителем. Но будем смотреть правде в глаза: на море нам действительно не выиграть. Так не лучше ли бросить все силы и средства на укрепление сил на суше? Вы можете начать строительство порта, Ришелье, можете заказать из Голландии чертежи судов, - Англия непременно узнает об этом и это отвлечет их, они будут праздновать уже свою победу, поскольку правы в том, что полагают нас слабыми соперниками на море. А мы тем временем займёмся нашими сухопутными войсками и подготовим этим пуританам такой прием, который их удивит!
Ничто не могло оживить короля более, чем разговоры о сражениях - и сами сражения. От хмурости в его взгляде не осталось и следа, а обычно болезненно бледное лицо покрыл легкий румянец.

Занял под свою ответственность больше миллиона ливров... Хорошие же у вас друзья, господин кардинал. Как видно, ни у меня, ни у Франции таких друзей нет, иначе казна не нуждалась бы в займах друзей ваших.
Желчная горечь, которую король ощутил при этих мыслях, отразилась на его лице, и Людовик понял это, поспешив двинуть свою фигуру, крайнюю слева пешку.
- Хорошо, Ришелье. Ваша инициатива похвальна, это несомненно. Занимайтесь тем, чем решили. Однако я настаиваю на том, чтобы оставить часть имеющихся средств нетронутой. Истерзанная язвами изнутри, страна не сможет дать достойный отпор снаружи. Внутренние методы нам важны нисколь не менее, чем морские достижения. Мы непременно займёмся упрочением нашего флота, но не столь непременно, не сейчас.
Разумеется, Ришелье мог и умел действовать по-своему в обход мнения короля. Разумеется, для Людовика это не было секретом. И заняв столь огромные средства лично, он имел право распоряжаться ими также лично. Но Людовик надеялся быть услышанным.
- Ваше Величество, вы читали Квинта Курция Руфа "Историю Александра Македонского"?  Ах, да, я сам дам вам ее почитать. Там есть очень интересная для нас глава об осаде Тира.
Король поморщился. Извечное желание кардинала чему-то научить своего визави было похвальным, но нередко несколько более настойчивым и даже неуместным...
- Я читал немало сочинений об Александре Македонском, но это прошло мимо меня. Буду вам благодарен, если вы это исправите. Однако не стоит забывать о том, что со времен этого великого деятеля изменилось очень многое. И методы, какими будет вести войну Бэкингем, едва ли могли привидеться Македонскому даже в страшном сне.

Король заслушался кардинала, не слишком часто говорившего столь пылко, и так задумался над его словами, что чуть не упустил коня, на котором держалась немалая часть дальнейших шахматных планов Его Величества. Впрочем, одумался он вовремя, коня удалось сохранить, а вот столь настойчиво рекомендуемую Ришелье книгу прочесть определённо стоило бы.
- Вы рассказываете так, словно сами побывали там, Ришелье. Это делает вам честь. Пусть будет по-вашему, я прочту книгу, а вы займитесь дамбой. Но расскажите мне об этом Метезо? Я никогда не слышал этого имени. Что кроется за столь пылкой инициативой, когда он даже готов вложить свои средства, и откуда их столько у инженера? Не играет ли он за другую сторону, Ришелье, и не предаст ли нас? - Людовик мог показаться чересчур подозрительным, но когда правишь страной, представитель народа которой убил твоего собственного отца... Трудно сохранять грань между осторожностью и паранойей. Впрочем, Луи это удавалось, за свою жизнь он не опасался так, как его убеждал это делать тот же Ришелье, а вот за Францию боялся очень. И внутренние войны - это одно, а вот проиграть англичанам нельзя ни в коем случае.
- Мои мысли? Ришелье, в руках этого англичанина столько денег, сколько не будет в нашей казне, когда мы даже запретим нашим подданным есть во имя оплаты налогов. Безусловно, герцога многие считают истинным дворянином, однако я не был бы уверен, что борьба будет вестись честными методами. Прежде всего, у него наверняка полно осведомителей не только в стане протестантов, но и в рядах наших войск. А еще, попробуйте представить, какую помощь в виде боеприпасов и провизии он предоставит гугенотов, если мы не сможем помешать ему с ними соединиться.
И только договорив последнюю фразу, король понял, что кардинальская идея с дамбой не так уж и не имеет смысла.
Ох уж этот Ришелье, и как ему удается практически всегда оставаться правым?!

Король закивал, глядя и не на кардинала, и не на шахматную доску, а куда-то в сторону. Слова Ришелье насчет этого Метезо Людовика успокоили, значит, хотя бы об этом можно было не думать.
Едва заметно встряхнувшись от этих мыслей, Луи все же обратил внимание на игровую диспозицию и сдвинул брови. Кардинал явно просчитал его будущие ходы, по крайней мере, те, для которых нужен был конь, и снова на него покушался. Коня пришлось снова передвинуть, но не так, как король изначально рассчитывал, и его планы все же пошли прахом. Впрочем, пока игроки не ударились в совсем глубинные обсуждения политики, можно было еще попытаться продумать новую стратегию.
- Теперь вы понимаете мою мысль, сир. Ла-Рошель надо блокировать полностью! Полностью! И на суше и на море. Тогда англичане не смогут оказать нашим протестантам помощь с продуктами и боеприпасами. Ну, и конечно, чтобы осведомители лишний раз не лазали туда-сюда.
Людовик снова кивнул. Мысль он понимал, безусловно, а вот как ее воплотить...
- Но как, Ришелье? Хватит ли у нас людей, денег, вооружения? Внутренние войны измотали Францию, вам это известно не хуже моего...
Король вздохнул, на минуту позволив печали от такого положения дел проявиться на своем лице.

Ну, вот и началось. Простая игра в шахматы уступила место игре политической, в которой каждая ошибка могла стать совершенно фатальной. Глядя на доску, Людовик практически её не видел и о ходе тоже почти не думал, анализируя слова кардинала.
- Нам нужно собрать совет, Ришелье, и составить смету, - наконец проговорил король, все ещё не трогая ни одной фигуры. - Хотя я не удивлюсь, если она у вас уже готова. Разумеется, я верю вам и не сомневаюсь в вашем гении, но я должен видеть своими глазами, на что обрекаю своих воинов и своих мирных жителей. Необходимость действий на опережение я не могу отрицать. 
Но мне слишком не нравятся ваши слова о взыскании остальных средств...
Этого Людовик вслух уже не сказал, прекрасно зная, какой может быть реакция на то кардинала, но не подумать не мог.
А ещё пора было делать ход, но ничего вразумительного после смешения всей его стратегии не придумывалось, и монарх провел рокировку, не сообразив ничего лучше.